Немытая Европа

Заранее прошу прощение за совсем не аппетитные факты, а порой и совсем жуткие факты, которые выложу ниже, особенно, если вы очень чувствительны и впечатлительны. Так же, не советую читать после приема пищи. Но факты настолько интересные, что я не могла не поделиться. В общем-то, большинство из этих фактов все слышали, знали, но осознать в полной мере всю трагичность удается не сразу. По крайней мере, я теперь точно не могу нормально воспринимать фильмы о средневековой Европе или про тех же Мушкетеров.
А речь у нас пойдет здесь о банальной гигиене. И, отправляясь в очередной раз в ванну, подумайте, что раньше то люди совсем жили по-другому.
Итак...

Мифы и реальность
[cut]
Античный мир возвёл гигиенические процедуры в одно из главных удовольствий, достаточно вспомнить знаменитые римские термы. До победы христианства только в одном Риме действовало более тысячи бань.

То, что христиане первым делом, придя к власти, закрыли все бани, общеизвестно, но объяснения этому действу редко кто находит. Тем не менее, причина, вполне возможно, лежит на поверхности. Христиан всегда раздражали ритуальные омовения конкурирующих религий — иудаизма и, позже, ислама.

Ещё Апостольскими Правилами христианам запрещалось мыться в одной бане с евреем. А где взять баню без еврея? Вот придёшь в баню — и смотри в оба, кто там еврей. А вдруг не узнаешь и во грех войдёшь?
Проблема, однако. Чтобы не впасть в грех, бани и разрушили. Нет бани — нет проблем!

К тому же, мерзкие язычники обвиняли христиан (сейчас и не подумаешь) в разврате, так как первые христиане ходили в бани с женщинами.

Для тех, кто Апостольские Правила подзабыл, правилами Трулльского («Пятошестого», 691-692 г.) Вселенского Собора бывшее 11-е правило было подтверждено: запрещено пользоваться услугами врачей-иудеев и, опять же, мыться с евреями в одной бане.

Заодно, как пережитки язычества, запрещались, гадания, карнавалы ряженых, и даже учёные медведи. Позже фраза «обвиняемый был замечен принимающим баню» стала обычной в отчётах инквизиции, как несомненное доказательство ереси.

Формально и сегодня любой православный может быть отлучён от Церкви за совместный поход в баню с евреем. По признанию сотрудника отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата священника Всеволода Чаплина, «церковь испытывает большие затруднения в связи с тем, что наше каноническое право сегодня не всегда можно применять буквально. Иначе всех нужно отлучить от Церкви. Если православный ходит в баню, то он должен следить за тем, нет ли рядом еврея. Ведь по каноническим правилам православному нельзя мыться в бане с евреем».

Символом победы христианства над банями могли бы послужить ворота римской постройки Порта Нигра (Porta Nigra, «чёрные ворота») в Трире (родине Карла Маркса) — старейшем городе Германии и бывшей столице римской провинции Бельгика Прима, стоящие среди развалин римских бань (и даже бань, в которых ещё мылись первые христиане — термы св. Варвары, 2 век н.э.).

В этих воротах древнего Трира, символе города, замуровал себя св. Симеон. Еду ему просовывали в окошко, и замурованный Симеон просидел там лет десять, оставив своих фекалий полную башню. Там же, в своей келье, он и был окончательно замурован после смерти (наступившей от... ладно, ладно, молчу…).

За такой истинно христианский «подвиг» набожный Симеон-затворник был канонизирован Папой Бенедиктом IX и стал Святым Симеоном Сиракузким, а над воротами и вокруг них христиане под руководством архиепископа Поппо надстроили церковь св. Симеона (позже разобранную Наполеоном в 1803 г.).


В те смутные времена уход за телом считался грехом. Христианские проповедники призывали ходить буквально в рванье и никогда не мыться, так как именно таким образом можно было достичь духовного очищения. Мыться нельзя было ещё и потому, что так можно было смыть с себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении.

Основывался этот взгляд на поучениях знаменитого отца церкви Св. Иеронима, который отвергал какую бы то ни было гигиену, даже простое умывание, ибо после обряда крещения ни в каких других омовениях уже нет ни малейшей нужды.

В итоге люди не мылись годами или не знали воды вообще. Грязь и вши считались особыми признаками святости. Монахи и монашки подавали остальным христианам соответствующий пример служения Господу.

«По-видимому, монахини появились раньше, чем монахи: не позднее середины III столетия. Некоторые из них замуровывали себя в гробницах. На чистоту смотрели с отвращением. Вшей называли «Божьими жемчужинами» и считали признаком святости. Святые, как мужского, так и женского пола, обычно кичились тем, что вода никогда не касалась их ног, за исключением тех случаев, когда им приходилось переходить вброд реки» (Бертран Рассел).

Если уже две тысячи лет назад в семье китайского императора ежегодно использовалось 15 000 листов туалетной — толстой, мягкой, опрысканной благовониями — бумаги, то в Европе туалетная бумага будет изобретена наново только в 1860-е гг.

(Заметим в скобках, что британский изобретатель Джеймс Олкок чуть было не разорился — товар поначалу шёл плохо, спроса не было. Современная мягкая туалетная бумага появится в продаже в Америке только в 1907 году).

В средние же века — грязь и дерьмо священны и сакральны. Христианский маразм доходил даже до того, что в уставе католического женского монастыря св. Клариссы в Мюнхене сёстрам строго запрещалось пользоваться бумагой после посещения уборной. Результат не заставил себя долго ждать — в средние века Европа просто утопала в грязи и всевозможных эпидемиях. Пренебрежение гигиеной обошлось Европе очень дорого: в XIV веке от чумы — «чёрной смерти» (этимология этой эпидемии спорна, мнения существуют разные) Франция потеряла треть населения, а Англия и Италия — до половины.

Многие города вымерли почти полностью. Жители бежали из пораженных чумой городов и боялись возвращаться назад — потому что Чёрная Смерть тоже возвращалась и забирала тех, кому посчастливилось в первый раз.

Деревни тоже опустели и многие поля превратились в пастбища или заросли лесом. Чума унесла 25 миллионов жизней, одну четвёртую часть населения континента, но вот парадокс — христиане сочли чуму наказанием за грехи, в том числе и за посещение бань!

Прошли столетия, прежде чем человечество вновь подружилось с водой и вспомнило о пользе мытья в бане. Но если в случае с разрушенными банями ещё можно пробовать искать объяснение, то чем христианам не угодила канализация, на первый взгляд не понятно.

Не имевшие канализации средневековые города Европы зато имели крепостную стену и оборонительный ров, заполненный водой. Он роль «канализации» и выполнял. Со стен в ров сбрасывалось дерьмо.

Во Франции кучи дерьма за городскими стенами разрастались до такой высоты, что стены приходилось надстраивать, как случилось в том же Париже — куча разрослась настолько, что говно стало обратно переваливаться, да и опасно это показалось — вдруг ещё враг проникнет в город, забравшись на стену по куче экскрементов.

Стену надстроили. Но внутри, за стеной, было не лучше. В дождливые дни потоки дерьма неслись по улицам, бурля под десятками никогда не пустовавших виселиц — мрачного украшения города — от Гревской площади до Круа дю Тируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста.

Иногда Париж пытались от говна чистить. Первый такой «коммунистический субботник» в Париже был произведён в 1662 г., и это событие так поразило современников, что по его поводу была выбита медаль.

«Руанский сифилис и парижская грязь исчезают только вместе с теми, кого они коснутся», — говорит старинная пословица. Необходимость вдыхать удушающий запах этой грязи вынудила монсеньора Альфонса дю Плесси де Ришелье, кардинала-архиепископа Лионского, примаса Галлии, который, не дрогнув, лечил больных чумой в своей провинции, отказаться от поездок в Париж даже тогда, когда его призывали туда важные дела, связанные с религией» (Эмиль Мань «Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII»).

Только в XIX веке во Франции произошёл сдвиг в деле «сортиростроения» — появляются кабинки с короткими дверями, откуда всегда торчали чьи-то ноги. Стояли они не где-нибудь в тенёчке, а на тротуарах главных улиц.

Но в Латинском квартале Парижа ещё в конце XIX века нечистоты просто пускали течь по улицам — там до сих пор в середине каждой улицы есть такая характерная ложбинка. Тогда дамам самое главное было — чтобы туда не попал подол платья...

О рыцарях

«Да, измельчали современные мужички, — думают женщины. — Нет больше благородных рыцарей, готовых бросить к женским ногам весь мир, сразиться ради прекрасной дамы сердца с десятком великанов и любить её беззаветно всю жизнь. Но приходится терпеть и таких, деваться-то некуда».

И тут дамы начинают мечтать о том, какие раньше «были мужчины», как хорошо было бы жить в средневековом рыцарском замке, с прислугой, готовой выполнить любой дамский каприз… И до чего, наверное, увлекательно было наблюдать за турнирами, на которых рыцари бьются не на жизнь, а на смерть за твой носовой платок…

Короче, дамы рисуют в своём воображении образ прекрасного романтического героя и мифического «золотого бабьего века», когда женщинам жилось вольготно, а все мужики были не «сволочи» (как сейчас), а благородными кавалерами и рыцарями.

Увы, всё это не более чем миф, и, повстречай современная женщина на своём пути настоящего рыцаря, поверьте, она была бы в ужасе от этой встречи. Созданный женским воображением и подкреплённый романтическими рассказами образ сильного, красивого и добродетельного рыцаря, беззаветно преданного своей возлюбленной, не имеет ничего общего с реальностью. Слишком уж не похож настоящий рыцарь на того, о ком можно мечтать…

Сердцеед в латах

Вот как, например, по данным европейских археологов, выглядел настоящий французский рыцарь на рубеже XIV-XV вв: средний рост этого средневекового «сердцееда» редко превышал один метр шестьдесят (с небольшим) сантиметров (население тогда вообще было низкорослым).

Небритое и немытое лицо этого «красавца» было обезображено оспой (ею тогда в Европе болели практически все). Под рыцарским шлемом, в свалявшихся грязных волосах аристократа, и в складках его одежды во множестве копошились вши и блохи (бань в средневековой Европе, как известно, не было, а мылись рыцари не чаще, чем три раза в год).

Изо рта рыцаря так сильно пахло, что для современных дам было бы ужасным испытанием не только целоваться с ним, но даже стоять рядом (увы, зубы тогда никто не чистил). А ели средневековые рыцари всё подряд, запивая всё это кислым пивом и закусывая чесноком — для дезинфекции.

Кроме того, во время очередного похода рыцарь сутками был закован в латы, которые он при всём своём желании не мог снять без посторонней помощи. Процедура надевания и снимания лат по времени занимала около часа, а иногда и дольше. Разумеется, всю свою нужду благородный рыцарь справлял… прямо в латы.

Кроме того, на солнцепёке в латах ему было невыносимо жарко… Но снимать свою броню во время боевого похода бесстрашный рыцарь не рисковал — в смутные времена средневековья было полно киллеров.

Лишь в исключительных случаях, когда вонь из-под рыцарских лат становилась невыносимой и под лучами полуденного солнца они раскалялись так, что терпеть уже не было мочи, благородный рыцарь орал слуге, чтобы тот вылил на него сверху несколько ушатов холодной воды. На этом вся рыцарская гигиена заканчивалась. Но, наверняка, это было райское наслаждение…

Что касается пресловутого рыцарского отношения к женщинам, то и здесь писатели-романисты всё перевернули с ног на голову.

О ком мечтает большинство девиц, ожидающих своего рыцаря на белом коне?

О благородном защитнике, всегда готовом подставить своё рыцарское плечо даме, беззаветно влюблённом в неё, оказывающем ей знаки внимания и ради одного её поцелуя совершающем необыкновенные подвиги. Увы, как свидетельствуют историки, в природе таких рыцарей никогда не было.

Защитник чести…

Средневековые архивы дают массу свидетельств того, что женщинам во времена рыцарей жилось весьма и весьма несладко. Особенно худо было простолюдинкам. Оказывается, в рыцарской среде было принято во время походов насиловать молодых деревенских девственниц, и чем больше таких «подвигов» совершал странствующий рыцарь — тем больше его уважали. Никакого трепетного отношения к женской чести у рыцарей не было и в помине. Напротив, к дамам средневековые рыцари относились, по нынешним меркам, весьма грубо, абсолютно не считаясь с мнением и пожеланиями последних.

Представления о защите женской чести у рыцарей тоже были весьма специфичными: по понятиям того времени каждый рыцарь считал, что его собственные честь и достоинство оскорблены, если он видел женщину, принадлежащую другому рыцарю.

Отбить женщину у собрата по мечу, каждый рыцарь считал своим долгом. С этой целью он либо сразу бросался в бой, либо, говоря нынешним криминальным языком, «забивал стрелку» конкуренту на ближайшем рыцарском турнире. Причём, мнения той, из-за которой разгоралась драка, никто не спрашивал — дама автоматически доставалась тому, кто побеждал в рыцарской разборке.

По туалеты...

Изобретение туалета уходит корнями вглубь веков, и уже сложно сказать, где этот признак цивилизации появился впервые. По одной из версий, первый туалет был построен на острове Крит задолго до начала нашей эры. «Продвинутые» жители Крита уже тогда делали внутренние туалеты со смывом.

Выглядели они, как каменные стульчаки, к которым при помощи сложной системы труб подводилась вода. 3800 лет назад их придумала царица Крита, присевшая облегчиться возле ручья и увидевшая, как всё, что она извергла, было смыто течением.

Прообраз туалета, предназначенного для практического применения, появился приблизительно 3000 лет до н.э. в Месопотамии. Канализация уже существовала в Древнем Египте: археологи обнаружили там сточные каналы, которым свыше 2500 лет, а стульчак из известняка, найденный близ Тель-эл-Амарны, датируется ориентировочно 1350 г. до н.э.

Такой же древний туалет относится к цивилизации Мохенджо-Даро (2500 лет до н.э. на территории нынешнего Пакистана). Это кирпичное сооружение со стульчаком, связанное с подземной сточной системой. Более продвинутые системы подземного отвода дождевых и бытовых стоков существовали в Вавилоне, Карфагене, Иерусалиме.

Как отхожее место клозет впервые повсеместно встречается в V в. до н.э. в Афинах, где воду и нечистоты с площадей отводили при помощи специального канала глубиной и шириной 1 метр. В Китае, в захоронении императора западной династии Хан (206 год до н.э. — 24 год н.э.), следопыты нашли каменное сидение с подлокотниками и сливной бачок, наполнявшийся проточной (водопроводной!) водой.

Однако самая известная из клоак — Cloaca maxima — была проведена в Риме. Построенная в VII-VI веках до нашей эры, она имела около пяти метров в ширину и оставалась самой совершенной системой ещё многие века после того.

История канализации хранит сведения о роскошных уборных (фриках), которые в Древнем Риме служили местом встреч и бесед под журчание сливных ручьёв. Развитию сортиров не помешал даже налог на латрины (общественные туалеты), введённый в I-м веке римским императором Веспасианом.

Этот туалетный налог обогатил мировой лексикон выражением «деньги не пахнут» (Pecunia non olet).

Что касается территории современного Евросоюза, то единственное упоминание о сортире — в саге о Торстейне Морозе, а это — Исландия века, как максимум, XI -го. Исландия, как известно, и сегодня — страна языческая, христианство там не прижилось.

С приходом христианства, будущие поколения европейцев забыли о туалетах со смывом на полторы тысячи лет, повернувшись лицом к ночным вазам. Роль забытой канализации выполняли канавки на улицах, где струились зловонные ручьи помоев.

Забывшие об античных благах цивилизации люди справляли теперь нужду, где придётся. Например, на парадной лестнице дворца или замка. Французский королевский двор периодически переезжал из замка в замок из-за того, что в старом буквально нечем было дышать. Ночные горшки стояли под кроватями дни и ночи напролет.

К мытью тела тогдашний люд относился подозрительно: нагота — грех, да и холодно — простудиться можно. Горячая же ванна нереальна — дровишки стоили уж очень дорого, основному потребителю — Святой Инквизиции — и то с трудом хватало, иногда любимое сожжение приходилось заменять четвертованием, а позже — колесованием. Или же использовать хворост вместо дров.

С вонью и антисанитарией Средневековья пытались бороться деятели эпохи Возрождения. Вот формула одного из изобретений Леонардо да Винчи:

«Сиденью нужника так поворачиваться, как окошечку монахов, и возвращаться в своё первое положение противовесом. Крышка над ним должна быть полна отверстий, чтобы воздух мог выходить».

Но теоретические разработки Да Винчи на практике оказались никому не нужны. Народ продолжал испражнятся, где придётся, а королевский двор — в коридорах Лувра.

Впрочем, ограничиваться коридорами уже не приходилось — в моду вошло отправление нужд прямо на балу.

Позже для спасения от вони будет найден другой, альтернативный предложениям Да Винчи, выход: люди начнут пользоваться духами.

Верх сортирного комфорта в те времена выглядел примерно так, как показано в фильме «Чёрный Рыцарь» — дыра с лежащим рядом пучком соломы...

Взгляните на старинные гравюры: небольшие пристройки на внешних стенах замков и домов — это вовсе не сторожевые башенки для стрелков, а сортиры с отверстиями системы «очко», только испражнения стекали не в отстойники или в выгребные ямы, а падали на зазевавшегося под стенами замка крестьянина.

Подобные «ласточкины гнёзда» можно увидеть в орденских замках в Прибалтике. В Шато-Гайаре всё было устроено примерно так же и рутьеры (бандиты-наёмники) взяли Шато-Гайар, ворвавшись через те самые сортирные отверстия.

В этих сортирных башнях висели крючья для одежды — но не удобства ради, а потому что считалось, что амбре убивает блох.

Зато в замках Люксембурга и Швейцарии наличие туалета приветствовалось, ибо сток направлялся в подконтрольное ущелье — враг не пройдёт! В городах же ходить по улицам становилось всё более затруднительно.

«Из-за постоянной грязи почти все члены думы ходят в думу в деревянных башмаках, и когда сидят в зале совета, деревянные башмаки стоят за дверью. Глядя на них, можно отлично сосчитать, сколько человек явилось на заседание…» («Книга для чтения по истории Средних веков». Ч. 2./ Под ред. С.Д. Сказкина. — М., 1951).

Позже деревянные ботинки уже не будут спасать от грязи и дерьма, и в моду войдут ходули, как единственное возможное средство передвижения по засранным улицам средневековых городов...

Отдельные экзотические попытки «унитазостроения» были лишь забавой.

В XVI веке сэр Джон Харрингтон порадовал английскую королеву Елизавету (которая гордилась тем, что педантично мылась раз в месяц, «нуждаюсь ли я в этом или нет») занятной вещицей под названием «ватерклозет» — устройством с автоматическим смывом того, что туда наложили (в Китае аналогичный «ватерклозет» был за две тысячи лет до того).
Над изобретением Харрингтона посмеялись, как над забавной безделушкой, и забыли о нём на пару веков, продолжая выбрасывать содержимое всех ночных горшков и помойных вёдер на улицы.

Франция

«Тот, кто освободил бы город от страшной грязи, стал бы самым почитаемым благодетелем для всех его обитателей, и они воздвигли бы в его честь храм, и они молились бы на него» — писал французский историк Эмиль Мань (Emile Magne) в книге «Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII». Но таких «освободителей» никак не находилось.

С тех пор, как король Франции Филипп-Август в XII веке упал в обморок от невыносимой вони, поднявшейся от проезжавшей мимо дворца телеги, взрыхлившей наслоения уличных нечистот, с антисанитарией в Париже ничего не менялось вплоть до середины XIX века.

За отсутствием запрещённых христианством бань, цивилизованный и просвещённый Париж плескался в городских фонтанах средь бела дня. Остальные граждане не мылись вовсе.

В Лувре, дворце французских королей, не было ни одного туалета. Даже типа описанных выше башенок с отверстиями и соломой. Опорожнялись во дворе, на лестницах, на балконах. При «нужде» гости, придворные и короли либо приседали на широкий подоконник у открытого окна, либо им приносили «ночные вазы», содержимое которых затем выливалось у задних дверей дворца.

То же творилось и в Версале, например, во время Людовика XIV, быт при котором хорошо известен, благодаря мемуарам герцога де Сен Симона. Придворные дамы Версальского дворца, прямо посреди разговора (а иногда даже и во время мессы в капелле или соборе), вставали и непринуждённо так, в уголочке, справляли малую (и не очень) нужду.

Известна история, которую так любят рассказывать Версальские гиды, как однажды к королю прибыл посол Испании и, зайдя к нему в опочивальню (дело было утром), попал в неловкую ситуацию — у него от королевского амбре заслезились глаза. Посол вежливо попросил перенести беседу в парк и выскочил из королевской спальни как ошпаренный.

Но в парке, где он надеялся вдохнуть свежего воздуха, незадачливый посол просто потерял сознание от вони — кусты в парке служили всем придворным постоянным отхожим местом, а слуги туда же выливали нечистоты.

Специалист по истории парфюмерии Анник Ле Герер, отмечая «чудовищную вонь вокруг дворца, не ведающего отхожих мест», приводит, например, такое свидетельство Ла Морандьер, относящееся к 1764 году:

«Парки, сады и сам замок вызывают отвращение своей мерзостной вонью. Проходы, дворы, строения и коридоры наполнены мочой и фекалиями; возле крыла, где живут министры, колбасник каждое утро забивает и жарит свиней; а вся улица Сен-Клу залита гнилой водой и усеяна дохлыми кошками» (Le Guerer A. «Les parfumus a Versailles aux XVII et XVIII siecles»).

Король-Солнце, как и все остальные короли, разрешал придворным использовать в качестве туалетов любые уголки Версаля и других замков. Стены замков оборудовались тяжёлыми портьерами, в коридорах делались глухие ниши.

Но не проще ли было оборудовать какие-нибудь туалеты во дворе или просто бегать в тот, описанный выше, парк? Нет, такое даже в голову никому не приходило, ибо на страже Традиции стояла ... диарея.

Беспощадная, неумолимая, способная застигнуть врасплох кого угодно и где угодно. При соответствующем качестве средневековой пищи, понос был перманентным. Мода тех лет (XII-XV вв.) на мужские чулки на ленточках-подвязках проблему облегчала.

Естественно, набожные люди предпочитали испражняться лишь с Божией помощью — венгерский историк Иштван Рат-Вег в «Комедии книги» приводит виды молитв из молитвенника под названием: «Нескромные пожелания богобоязненной и готовой к покаянию души на каждый день и по разным случаям», в число которых входит «Молитва при отправлении естественных потребностей».


История туалета из журнала «Консьержъ»

Средние века не принесли нововведений в части туалетостроения. Крестьяне по-прежнему ходили в уличные туалеты, а в обнесённых стенами городах и крепостях появились сортиры, встроенные в стены. Результаты человеческих усилий стекали за стены города. Представьте себе запах, окружающий средневековые города!

Невзирая на новинки инженерной мысли в виде покатых желобов, города продолжали плохо пахнуть. Особенно в этом преуспел Париж. Изданный в 1270 году закон гласил, что «парижане не имеют права выливать помои и нечистоты из верхних окон домов, дабы не облить оным проходящих внизу людей». Не подчиняющимся следовало платить штраф.

Однако этот закон вряд ли исполнялся — хотя бы потому, что через сто лет в Париже был принят новый закон, разрешающий-таки выливать помои из окон, прежде трижды прокричав: «Осторожно! Выливаю!» Тех, кто оказывался внизу, спасали только парики.

Однако не только простые парижане лили друг другу на головы свои отходы, этим же занималась и французская знать. В 1364 году человек по имени Томас Дюбюссон получил задание «нарисовать ярко-красные кресты в саду или коридорах Лувра, чтобы предостеречь людей там гадить — чтобы люди считали подобное в данных местах святотатством».

Добраться до тронного зала было само по себе очень «запашистым» путешествием. «В Лувре и вокруг него, — писал в 1670 году человек, желавший строить общественные туалеты, — внутри двора и в его окрестностях, в аллеях, за дверьми — практически везде можно увидеть тысячи кучек и понюхать самые разные запахи одного и того же — продукта естественного отправления живущих здесь и приходящих сюда ежедневно».

Периодически из Лувра выезжали все его знатные жильцы, чтобы дворец можно было помыть и проветрить.
Будущее без запаха

Леонардо да Винчи был настолько напуган парижским зловонием, что спроектировал для короля Франсуа Первого туалет со смывом. В плане великого Леонардо были и подводящие воду трубы, и канализационные трубы, и вентиляционные шахты, однако... Как и в случае с вертолётом и подводной лодкой, Леонардо поторопился и с созданием туалета всего-то на каких-нибудь пару сотен лет. Туалеты построены не были.

Если в сельской местности рыли выгребные ямы, то в городах люди испражнялись в узеньких переулках и во дворах. «Города утопали в грязи в буквальном смысле слова, — пишет Сори. — Вокруг царила сплошная антисанитария. Только после «гидравлической революции» появились акведуки и сточные канавы, которые приносили воду в дома и удаляли нечистоты».

Но и сами люди были не намного чище городских улиц. «Водные ванны утепляют тело, но ослабляют организм и расширяют поры. Поэтому они могут вызвать болезни и даже смерть», — утверждал медицинский трактат ХV века.

В Средние века считалось, что в очищенные поры может проникнуть заражённый инфекцией воздух. Вот почему высочайшим декретом были упразднены общественные бани. И если в ХV-ХVI веках богатые горожане мылись хотя бы раз в полгода, в ХVII-ХVIII веках они вообще перестали принимать ванну.

Правда, иногда приходилось ею пользоваться — но только в лечебных целях. К процедуре тщательно готовились и накануне ставили клизму. Французский король Людовик ХIV мылся всего два раза в жизни — и то по совету врачей. Мытьё привело монарха в такой ужас, что он зарёкся когда-либо принимать водные процедуры.

Все гигиенические мероприятия сводились только к лёгкому ополаскиванию рук и рта, но только не всего лица. «Мыть лицо ни в коем случае нельзя, — писали медики в ХVI веке, — поскольку может случиться катар или ухудшиться зрение». Что же касается дам, то они мылись 2-3 раза в год.

Большинство аристократов спасались от грязи с помощью надушенной тряпочки, которой они протирали тело. Подмышки и пах рекомендовалось смачивать розовой водой. Мужчины носили между рубашкой и жилетом мешочки с ароматическими травами. Дамы пользовались только ароматической пудрой.

Средневековые «чистюли» часто меняли белье — считалось, что оно впитывает в себя всю грязь и очищает от неё тело. Однако к смене белья наши предки относились выборочно. Чистая накрахмаленная рубашка на каждый день была привилегией состоятельных людей. Вот почему в моду вошли белые гофрированные воротники и манжеты, которые свидетельствовали о богатстве и чистоплотности их владельцев.

Бедняки не только не мылись, но и не стирали одежду — у них не было смены белья. У большинства вообще была только одна рубашка, что и немудрено — одежда стоила чрезвычайно дорого. Самая дешёвая рубашка из грубого полотна стоила столько же, сколько дойная корова.

Англия

Лондон не сильно отличался от Парижа. У англичан в «приличных» домах содержимое ночных горшков выливалось в камины. Не возбранялось и попросту мочиться в пылающий огонь. Пованивало, конечно, но зато в огне погибали зловредные бациллы.

В начале XIV века в королевском дворе Лондона была устроена, рядом с банкетным залом, «частная комната», её можно увидеть и сегодня. В этой комнате стоял стульчак, содержимое которого по покатому желобу скатывалось в расположенный под стеной замка ров с водой. Рвы, как известно, служили замкам защитой. Вскоре эти рвы превратились в источники бедствия.

Простые же люди, не владеющие каминами и «частными комнатами», так же, как и по всей Европе, выливали продукты своей жизнедеятельности из окон.

Разница была только в том, что власти, не полагаясь на сознательность граждан, не выпускали, как в Париже, заведомо неисполняемые указы, запрещающие выливать дерьмо на головы соседям, а учредили специальных городских сторожей.

Одной из главных забот этих сторожей было предупреждение ночных прохожих об опасности. Сторож был обязан следить за окнами второго этажа, и если оттуда показывалась рука с горшком, то страж порядка кричал, предупреждая прохожего.

Введена эта должность была первоначально указом английского короля, так как по тогдашним устоям морали не было ничего более обидного, чем попасть под выплеск ночной вазы или помоев.

А для горожан это был неплохой спорт, так как не было более весёлого занятия, чем окатить говном вельможу познатнее. При этом, вломиться тут же, по горячим следам, в дом обидчика было нельзя. Правда вламывались, и закалывали кинжалами — но тогда и сами подвергались судебному преследованию.

В общем, в городе оказалось проще ввести ночного смотрителя, чем изменить мораль и построить закрытую канализацию. На стороне такой морали стояла инквизиция, так как всё происходившее ночью считалось кознями Дьявола. И признаться что тебя облили — позор, так ещё и горожанин всегда мог сказать что это не он плеснул на графа, а нечистый.

«Пешеходы облегчались прямо в тот самый момент и на том самом месте, где их застала нужда; горничные выливали содержимое ночных горшков из окон с не более чем формальным предупреждением "Garde a l’eau!". В большинстве домов не было не только каких-то туалетных приспособлений, но даже обычных выгребных ям; и даже в королевских дворцах кучи фекалий сваливались прямо во внутренних дворах, а придворных можно было заметить справляющими большую нужду, прикрываясь дверью; всё это создавало то, что в одном из официальных рапортов было названо как "milles puanteurs insupportables" (тысячи невыносимых воней)» (Кристофер Хибберт «Города и цивилизации»).

Говно текло по улицам и переулкам, а воду брали в основном из колодцев — естественно, для питья и приготовления пищи. Заметьте — в итоге, это была одна и та же вода. Грязная вода просачивалась в подземные водоносные горизонты, отравляя колодцы. Поэтому так и получалось, что вода оказывалась средой переноса всякой дряни.

Когда эпидемии чумы, а к XIX веку и холеры, унесли больше жизней, чем многочисленные войны, постепенно пришло осознание того, что чистое бельё и тщательное мытьё тела — лучшие предохранительные средства от повальных болезней. Английский парламент даже издал в XVII в. специальный билль о постройке бань, прачечных и об удешевлении стоимости воды.

И опять скажем спасибо инквизиции — человек не мог уединится для принятия водных процедур под страхом обвинения в колдовстве, а такие обвинения чреваты были костром. А бани (ею же, церковью) были признаны безнравственными.

Поэтому, несмотря на билль о банях, ещё в конце XVIII века по Лондону ходила реплика одной знатной дамы, которой во время ужина сделали замечание по поводу её грязных рук, на что она возмущённо парировала: «И это вы называете грязью? Видели бы вы мои ноги!».

Только к середине XIX века уход за телом постепенно становился правилом приличия. Тогда же появляются зачатки канализации и унитазы (как тот, голландский фаянсовый, XIX века, в «квартире» Шерлока Холмса на Бейкер Стрит).

Бывало, случались казусы — иногда унитазы делали такими красивыми, что гости с непривычки принимали их за супницы, как и расписные ночные горшки раньше. До того же времени, например в английских пабах высокого класса (для эсквайров и джентльменов), стулья всегда были с дырой по центру и горшком внутри.

Вплоть до середины XIX века окна английского парламента практически никогда не открывались, потому что они выходили на Темзу, куда стекали все городские нечистоты.

А даже просто постоять возле Темзы, игравшей таким образом роль главного коллектора городской канализации, было испытанием не для слабонервных.

Закончилось это, вполне закономерно, Днём Великого Зловония, когда задохнувшиеся в смраде Темзы члены парламента вынуждены были прервать заседание и разбежаться по домам, что, наконец, поспособствовало строительству канализации.

В домах от вони, впрочем, и раньше было не спрятаться и без всякой Темзы, как окна не завешивай.

Эразм Роттердамский ещё в начале ХVI в. писал об Англии: «Все полы здесь из глины и покрыты болотным камышом, причём эту подстилку так редко обновляют, что нижний слой нередко лежит не менее 20 лет.

Он пропитан слюной, экскрементами, мочой людей и собак, пролитым пивом, смешан с объедками рыбы и другой дрянью. Когда меняется погода, от полов поднимается такой запах, какой, по моему мнению, никак не может быть полезен для здоровья»…

Что ели

Если в начале средневековья в Европе одним из основных продуктов питания были жёлуди, которые ели не только простолюдины, но и знать, то впоследствии (в те редкие годы, когда не было голода) стол бывал более разнообразным.

Модные и дорогие специи использовались не только для демонстрации богатства, они также перекрывали запах, источаемый мясом и другими продуктами.

Мясные и рыбные запасы в средневековье зачастую засаливали, чтобы они как можно дольше не испортились и не стали бы причиной болезни. А, следовательно, специи были призваны заглушать не только запахи но и вкус — вкус соли. Или кислятины.

Сейчас нам кажется странным, что жареное мясо в средние века зачастую ещё и доваривали в бульоне, а приготовленную куру, обваляв в муке, добавляли в суп. При такой двойной обработке мясо теряло не только свою хрустящую корочку, но и вкус. Но иначе — не разжевать, не стоит забывать о более чем незначительном развитии зубоврачебного дела в то время.

Дела с гигиеной полости рта в отсутствие волшебного «блендомеда» обстояли не лучшим образом, чем с гигиеной тела. К концу своей весьма недолгой, как правило, жизни, люди лишались практически всех своих зубов. Отнюдь не старая Кормилица в трагедии Шекспира говорит о Джульетте:


Четырнадцать зубов своих отдам

(Хоть жаль — их всех-то у меня четыре),

Что ей ещё четырнадцати нет.


При этом, если высокое сословие хотя бы стеснялось многочисленных брешей в зубном ряду (Елизавета Английская, например, драпировала их кусками материи), то бедняки подобных комплексов были лишены напрочь.

Плохо расходилась книга доктора медицины из Салона — магистра Мишеля Нострадамуса. Нострадамус в книге учил «Как приготовить порошок, вычистить и обелить зубы, как бы красны и черны они ни были...»

Это на фиг никому было не нужно, и разочаровавшийся в коммерческом успехе медицинских книг Нострадамус решил, что лучше заняться предсказаниями. (Отметим в скобках, что зубная паста, представляющая собой смесь вина и пемзы, была изобретена египтянами примерно 5000 лет назад.)

Куда более популярным стал рецепт от придворного врача Эдуарда II, медика-монаха Джона Гладдесдена: во избежание кариеса, должно регулярно дышать собственными экскрементами, что непременно приведёт к гибели «зубного червя».

А как же разжевать жёсткое мясо совсем беззубой челюстью? На помощь приходила смекалка: мясо разминалось в ступке до кашеобразного состояния, загущалось с помощью добавления яиц и муки, а полученная масса обжаривалась на вертеле в форме вола или овцы.

Также иногда поступали с рыбой, особенностью этой вариации блюда было то, что «кашку» заталкивали в искусно стянутую с рыбы кожу, а затем варили или жарили. Соответствующее состояние стоматологии повлияло также на то, что овощи обычно подавали в виде пюре (измельчённые овощи смешивались с мукой и яйцом).

Первым, кто начал подавать овощи к столу порезанными на кусочки был метр Мартино. Генрих VIII признан кулинарным революционером за то, что привил своему двору любовь к обильным мясным блюдам. До него, конечно, мясо ели, но не в качестве главного блюда. В качестве приправ использовали разные уксусы и недопереваренные остатки животной пищи вместе с потрохами.

«Иногда для важных персон накрывали особый, высокий стол. Блюда подавали в закрытых сосудах: как для того, чтобы сохранить пищу горячей, так и для того, чтобы предохранить её от грязи (в пищу могли попасть насекомые, может, даже и мелкие животные) и от яда…»

Но это «буржуи», а простой народ ест кашу. Следует заметить, что каша того времени существенно отличается от наших нынешних представлений об этом продукте: средневековую кашу нельзя назвать «кашеобразной», в том значении, какое мы сегодня придаём этому слову, она была довольно твёрдой, её можно было резать. Ещё одна особенность той каши заключалась в том, что несущественно было, из чего она состоит.

Такое положение вещей сохранялось вплоть до XVIII столетия, когда на смену каше пришёл картофель. На ужин вместо каши использовалась тюря из хлеба: «Вечерняя трапеза нередко заключалась в тюре из остатков хлеба, размоченных в молоке».

Национальная кухня крестьянина французского, немецкого или английского в средние века горячих блюд не имела. У французов был «луковый суп» — когда луковицу в воду стругают, плюс ещё некоторые другие овощи. Но его не варят. Так дрова экономили.

Простой народ не имел права рубить леса для собственных нужд. Как правило, при поимке порубщика вешали тут же. Если же у лесника было настроение поразвлечься, то широко практиковался, например, такой способ, как вспарывание виновнику живота и привязывание кишок к дереву, после чего незадачливого дровосека в таком виде в лесу и оставляли. К тому же времени относится и запрет на охоту.

Вода, употребляемая для питья и приготовления пищи, являлась разносчиком всевозможной заразы:

«В Париже главным источником воды оставалась сама Сена. Её вода, которую продавали водоносы, считалась обладающей всеми достоинствами: будучи заиленной, она лучше держит лодки (что, правда, мало интересовало пьющих её), превосходна для здоровья — а вот в этом можно усомниться…

Очевидец писал: “…В воду многие красильщики три раза в неделю выливают свою краску… Вся эта часть города пьёт омерзительную воду”. И уж лучше вода из Сены, чем из колодцев левого берега, никогда не бывших защищёнными от ужасающих нечистот, — вода, на которой булочники замешивают свой хлеб».

Если кто-то от такой диеты серьёзно заболевал, то «на помощь» приходила средневековая медицина:

«Кровопускание и очистка желудка оставались основными, если не единственными лечебными средствами… Ещё в XIV и XV веках лучшие специалисты рекомендовали такой способ борьбы с болезнью, как подвешивание за ноги, чтобы яд вышел из ушей, носа, рта и глаз. Хирургия находилась под запретом, кроме практической хирургии, которая была отдана не врачам, а цирюльникам». (с) взято из сети